Молодой жрец из храма Шамаша,  смотрителя небес, великого господина живых и мертвых, не впервые проходил через врата в мир сновидений. Призванный к служению Шамашу в раннем  детстве, потому что носил на своем теле знаки избранности  богами,  Шуран-син всю жизнь свою  провел в храме, постигая тайные знания о природе вещей, о путях звезд и планет, о тайнах человеческих хворей. Миновало  уже десять весен с тех пор, как Шуран-син впервые шагнул за грань сновидений, сохранив чистоту разума и яркость восприятия, но в эту странную местность жрец прошел впервые, словно прежде его дара и знаний не хватало, чтобы заметить этот проход, манящий  обещанием новых открытий и знаний, которые сновидец получал при встречах с гостями жителями мира грез.
Один из них вышел встречать жреца, приняв обличие странной пушистой собаки, чью демоническую природу выдавал синий язык.  Жрец, нагой,  словно раб, в одной лишь набедренной повязке бал защищен начертанными на теле знаками Шамаша и Мардука. Кольцо с печатью верховного божества украшало средний палец его правой руки,  а на шее висел, играя эмалью и золотом, амулет, силой которого можно было отворять любые врата  в запредельных мирах.
- Кем ты послан, пёс? – спросил молодой мужчина, ничуть не сомневаясь, что собака его понимает, - Ты похож телом и цветом на посланника великого Шамаша, но с каких пор светлоликому богу, дарующему земле свет и тепло, отправлять  посланцев своих  в вотчину бога Адада, царя видений.Узкая ладонь мужчины легла поверх амулета, словно проверяя, на месте ли знак Мардука.

У этой встречи был и непрошенный свидетель, проскользнувший в мир снов вслед за Шуран-сином, которого заприметил на богослужении, выделив из толпы ему подобных одаренных молодых людей. Тефрис пока не трогал эмоций священнослужителя, стелясь по миру грез и видений словно длинная, узкая тень. Но откуда тени в мире, где не придумано солнце?
Человек не задавался этим вопросом, а потому и не замечал своего безмолвного спутника.
Почуяв сущность нави, создания, для которого сны были родной стихией, Древний насторожился,  замер в предвкушении, рассчитывая, что  пес покажет свое расположение и повеет его дорогой к краю сна, или же проявит свое недружелюбие, если вдруг Шуран-син зашел в вотчину какого-то недружелюбного божества.

Отредактировано Tethris (2011-07-29 21:24:20)

Мир снов во власти видящего, он ткется из образов и желаний спящего, простираясь  вне пространства, сливаясь со снами других людей и созданий из иных миров. Шуран-Син прикрыл глаза, сосредотачиваясь на желании, увидеть путь, ведущий  к одним из врат сновидений. Жрец целенаправленно искал такие проходы, меряя шагами тропы и дороги, проторенные ходящими чрез мир грез. Если рыжий пушистый пес, совсем не похожий на тонконогих  поджарых собак с узкими мордами, что верно служили жителям Ларсы – порождение собственного разума, он непременно рассеется. Если он – отголосок чужого сна, то усилия воли и желания должно хватить, чтобы зыбкая ткань сна всколыхнулась и  нежданную тварь отбросило от человека в другой сон, или даже в ту часть небытия, что существует вне снов и яви.
Когда Шуран-Син открыл глаза, ничего не изменилось.
Все те же переливающиеся гаммой бронзовых оттенков холмы,  простирающиеся до горизонта, низкое,  сочащееся  вязко-кровавыми нитяными лучами на мерцающе-белом, словно россыпь соли, небе и собака.
Тварь, живущая вне сотворенного мира. Демон ли, бог ли, порождение зла, или добрый спутник.
Пес ткнулся носом в ладонь жреца, всем поведением своим, призывая служителя Шамаша следовать за собой. Но не ответил на вопрос, хотя по законам снов мог. Молодой мужчина колебался, решая, следовать ли за рыжим созданием, или попробовать стереть его заклинаниями.
Он знал от наставников про битвы в мире снов, где на равных встречаются люди и боги, живые и мертвые, но самому приходилось разве стирать с ткани иллюзорного пространства алчных до тепла лярв, да рассеивать собственные и чужие кошмары. Диск амулета  вселял уверенность в верного последователя солнечного бога. Прежде силы его хватало, чтобы очищать пространство сна от непрошенных соседей, и Шуран-Сину не терпелось проверить, сколь могущественен этот талисман, подаренный  наставником.
Он последовал было за собакой,  но сделал всего несколько шагов. Ноги стали вязнуть в песке, а горизонт вдруг затянуло белёсым туманом. Сон менялся и менялся неподконтрольно Шуран-Сину.
Наклонившись, жрец очертил сложенными пальцами круг в песке замыкая себя внутри  иллюзорной защиты, со  стороны приклеенного к соляному небу кровоточащего солнца,   начертил имя Шамаша, прося защиты. С противоположной стороны уверенно легли в песке линии имени Мардука,
- Стой, кто бы ты ни был, - приказал жрец псу, - именем Шамаша, в чьей власти свет и тьма и жизнь на земле,  приказываю, яви истинный лик свой.

Белесый туман сгущался,  наливался свинцовой теменью, словно в мире снов вдруг появилось время и  суточный цикл, согласно правилам которого, вечный вечер  должен был смениться ночью. Тефрис не мог долго оставаться  бесформенным  и незримым. Здесь не было источников пищи, за исключением сновидца, а потому голод быстро дал себя знать. 
Человек же, с беспокойством глянув на темнеющее небо, осенил себя охранным знаком, отгоняющим злых духов и обратил внимание на пса, ожидая реакции на приказ.

Жесткая улыбка изогнула губы жреца, когда зверь заговорил. Иначе не могло быть. Сила Солнечного бога была всюду, даже там, куда не проникали лучи светила,  и во мраке печальных кошмаров Кура и  в царстве сновидений. Пес давал понять, что связан со смертью,  но каким образом? Шуран-Син сел на песок, скрестив ноги, с интересом следя за трансформациями своего собеседника. Довольный увиденным, медленно кивнул, признавая силу и умение волка менять обличия, но не выказывая страха. Прогулки по тропам сновидений порой заводили в бездны таких кошмаров, в сравнении с которыми хищный зверь из мира теней был вполне невинным образом.
- Смотри, - сновидец снова улыбнулся,  и на миг смежил веки, давая волю своему воображению, которое и творило узоры на ткани сновидений. У простых людей сны яркие и сумбурные, потому что воображение не подконтрольно разуму. У тех, кто проходит подготовку к путешествиям через врата сновидений грезы расцветают образами лишь тогда, когда того желает сам сновидец или же, если рядом оказывается кто-то, в чьей власти расписывать иллюзорное полотно сна желаемыми образами.
От круга на песке во все стороны пошли трещины, какие разбивают солончаки в сезон засухи. Миг и песчаные холмы сменились красной коркой такыра,  трещины которого сочились темными испарениями. Ниточки этого серовато-зеленого тумана пахли гниением и дымом, вились над землей, сплетаясь в прихотливые узоры, застывали  воздушным,  кружевом неведомых деревьев, тонкие ветви которых сомкнулись над сновидцем и волком так, что обоих накрыло рваной сеткой теней. Красное солнце осталось на своем месте, но небо стало  еще темнее – «сумерки» брали свое. Теперь светило взирало на происходящее недобрым красным глазом, немигающим и безучастным.
- Смерть в этом мире – только сон, - спокойно произнес жрец, - или дорога для убийцы в тело того, кого он забирает. Но умерший здесь может не найти дороги в Кур без проводника. Ты посланник богини, или гуляешь сам  дорогами чужих снов?
Голос жреца был спокоен – он, служитель бога, привычен был беседовать в таком тоне с приходящими в храм, в равной мере даря внимание и свет мудрости Шамаша и бедным вдовам и надменным царям. Посланник смерти не казался Шуран-Сину  существом стоящим особенного поклонения или преклонения. Будь здесь его хозяйка Эрешкигаль, или ее супруг Нергал, то жрец, разумеется, выказал бы богам подобающее почтение.
- И всем ты открываешь свое имя, волк? – спросил он с любопытством, тем самым выражая желание узнать, с кем же его свела дорога в стране сновидений.

Это был очень интересный сон. Он не подчинялся всецело Шуран-Сину. Существо, менявшее обличия управляло окружающими видениями с такой же легкостью, как и жрец Шамаша. А это могло означать что угодно, кроме простого факта, что все в порядке.
Они могли видеть один сон одновременно, Шуран-Син мог попасть в сон этого зверя, или наоборот. Но понимание случившегося не решило бы проблему. Нужно было что-то придумать и придумать не мешкая. Посерьезневший в миг, когда картина мира стала меняться по воле непонятного собеседника, жрец зашептал слова молитвы, обращенные к тому, кому служил, прося поддержки и наставления. Призывал он и Сина, правящего ночью, во время, когда плетется иллюзорная ткань сновидений, но тщетно. Круг, смываемый струями ливня, стремительно таял.
Мокрый человек ощущал себя неуверенно без этой защиты, но все еще уповал на своего солнцеликого покровителя, с которым был связан через Амулет.
Эмоции его – растерянность и недоумение, легкая тревога, постепенно перерастающая в страх были лакомым угощением для непрошенного гостя в мире чужих снов. Тефрис, удачно сливавшийся с нагнанными явью тучами  смаковал чувства жреца. Теперь его присутствие  ощущалось явственней, но древний не видел причин скрываться от волка, затеявшего игру со сновидцем.
Им нечего было делить, а потому  каждый был вправе получить свое. Явь – забаву, Тефрис – сливки мучений гибнущего от этой забавы человека.
- Прекрати, - потребовал жрец, хотя заливавшие лицо потоки ливня мешали говорить властно и надменно, - Именем Сина, властителя ночи приказываю тебе назвать имя свое, тварь, именем Эрешкигаль, заклинаю тебя замереть на месте, властью Шамаша, дарующего миру животворные свет и тепло, сковываю тебя в одном обличии, порождение ночи.
Ярость и вера, исходящие от человека в этот миг захлестнули все пространство сна, разливая свою очищающую силу, которая могла бы смести мороки и истощить более слабых сущностей, кормящихся  подле человеческих кошмаров.
Самым  неприятным для Тефриса было то, что сновидец мог ускользнуть от него и яви в любой миг, едва откроет глаза на своем жестком ложе, скинет оцепенение сна и потребует привести к нему жрицу, толкующую сновидения и знамения и читающую по ним волю богов.
Допускать этого Древний не собирался.
Сгусток тьмы, клубящейся позади Шурам-Сина обрел подобие формы – можно было различить нечто похожее на голову и плечи,  но остальная часть фигуры тонула в чернильном облаке с рваными краями.
- Напрасно, все напрасно, - прошелестел, сливаясь с ритмом дождя смешливый шепот, -  страх твой предает твои мысли,  подтачивает веру твою, а с ней  уходят и силы…
Мужчина резко обернулся, промаргиваясь от заливающей глаза воды.
Теперь тварей стало две.
Менять ткань сновидения, Тефрис не мог. Это был чуждый для него мир, а посему он только пил эмоции человека, очищая разум того от спасительного в данный момент страха,  цедил, делил чувства так, чтобы решениями сновидца руководили иные чувства.
- Я уничтожу вас! – сорвался на крик мужчина, сжав в кулаке свой амулет, - Силой Мардука,  богов, приказываю…
- Какой самонадеянный человек, - тень шевельнулась  так, что  движение можно было истолковать, как осуждающее покачивание головой, - смотри явь, он готов открыть врата для одного из тех, чьей силой рассчитывает пользоваться. Ну не глупец ли?

Две твари, кружившие подле сновидца вели неспешный разговор, явно насмехаясь над человеком, но не трогая того, словно сила призванных богов оградила Шуран-Сина незримым щитом. Жрец Шамаша вслушивался в переговоры волка и тени, не задумываясь о том, что пожелай те, чтобы их слова остались неясны смертному, тот не понял бы ни слова  из древнего, как звездный свет, языка.
Если бы Тефрис мог улыбаться, то сейчас бы одарил человека самой благодушной из возможных улыбок, но бестелесному созданию, сотканному из сумрака цвета ночного неба, были неведомы внешние проявления тех самых чувств, которыми он кормился.
- Если ты откроешь врата достаточно, чтобы те, кого призывает смертный, услышали его мольбы, - задумчиво протянул он, обращаясь к волку, - может и получится… , -в шелесте тихого голоса явно сквозила легкая насмешка, - коль сам  не боишься оказаться под властью покровителей этого человека.
Он легко бы пообещал волку свою поддержку, но так уж повелось среди им подобным, что каждый был сам за себя, при том, что общность  их природы роднила и заставляла объединяться, когда противник не принадлежал к тем, кто обладает сутью и сущностью Древних.
- Вам не устоять против силы Мардука, твари, - голос Шуран-Сина налился утраченной было уверенностью, - владыка богов уничтожит вас своим небесным оружием, испепелит карающим огнем в мгновение ока! Покоритесь же слову моему, нечистые духи темного мира, или примите вызов светлых богов!
Тефрис источал сейчас само ожидание, ловя малейшие изменения в настроении волка. Решится явь распахнуть врата мира снов для Древних, обнажить на миг сущности свою и Тефриса для звездного света и кары Изначальных. Это было опасно, но вместе с тем чувство опасности само по себе приятно будоражило, обещая нечто большее, чем привычное высасывание до дна человеческих ощущений и чувств. Что-то новое в череде бесконечного однообразия.
Ему казалось, что и явь может быть не прочь развлечься. При всех чудесах мира сновидений, в сути своей они столь же одинаковы, как песчинки на берегу моря.

Только древние звезды помнили времена, когда распахивались врата и плыла, истончаясь, грань между мирами, рвалось пространство и смешивались эпохи и места. И слияние это было не ограничено даже рамками одного мира.  Тефрис взирал на последствия проделки яви с явным удовлетворением от происходящего. Бесконечная скука  серого неутомляемого голода отошла на второй план, уступив место любопытству и желанию узнать, чем же обернется этот шаг волка Намтара.  Пространство сна всколыхнулось, пошло рябью, словно разбитая камнем водная гладь. Исчезли деревья, смешались земля и небо, и все вокруг стало багрово-алым.  Полыхали пурпуром и золотом длинные всполохи, горизонт  рассеялся в кровавом мареве и все трое теперь стояли в неоформленном пространстве взбунтовавшегося сновидения, картинами коего никто не управлял.
Древний обратил свой взор в прореху врат, расширяющуюся, подобно отверстой пасти неведомого хищниа.
Жрец истово молился, призывая силу богов, коим служил. И если имя Шамаша не достигло слуха солнечноликого, то Мардук внял зову, пронесшемуся в пространство врат между мирами.
Темнота, говорившая о том, что за вратами тихо и безопасно рассеялась в мгновение ока и из отверстия в багрово-алых переливах пространства полыхнул сноп света, залившего всех узников сна.
Темная сущность Тефриса на миг потонула в золотом мареве – столь ярок был свет, но тут же стала расползаться  во все стороны. Силуэт Древнего потерял четкость и стал похож на дымное облако.
- Трепещите порождения тьмы, - победный взгляд  служителя Шамаша скользнул по Намтару и устремился к Тефрису, смаковавшему гамму эмоций, переживаемых человеком, - владыка Богов покарает вас за  непочтение к  тому, кто верно  ему служит.
И он был недалек от истины. Мардук, явившийся на зов человека во всем своем божественном великолепии был намерен защитить обладателя талисмана. Дипломатического такта у  массивного тельца не было и в помине, да и расценивая угрозу человеку, он не собирался разбираться в степени опасности, справедливо полагая, что в мире ничего не случится, если будет одной явью меньше, а тварям подобные отпрыску Йот-Сотота  столь бесполезны, что существование их даже не вызывает у смертных трепета и страха.
Склонив голову и выставив длинные рога, громадный бык ринулся на явь,  ревом своим, далеким от звука коровьего мычания заставляя содрогаться пространство.
И в тот же миг черной петлей Тефрис  бросился под ноги Мардуку, стелясь рванными лохмами  непроницаемой для божественного сияния черноты…
Для человека происходящее выглядело странно – Бык, ноги которого увязли в черных перевивах расстелившегося меж ними создания, приостановился на долю мгновения.
Для самих древних происходящее было схваткой вечного голода и источника энергии, которой хватило бы для создания мира, подобного земле, пожелай Мардук пожертвовать своим бытием для ради подобного  акта творения.
Тефрис рассчитывал только на то, что Намтар не растеряется, не бросится от золотой туши разъяренного Мардука, пролагая  себе путь в алом мареве сновидения.